Господин Мадлен велел перенести Фантину в больницу, устроенную в его собственном доме. Он поручил ее сестрам милосердия, которые сейчас же уложили ее в постель. Открылась жестокая лихорадка. Больная провела часть ночи в бреду. Наконец, она заснула.
На следующее утро Фантина проснулась около полудня. Она слышала чье-то дыхание у самой постели, отдернула полог и увидела господина Мадлена, который стоял и смотрел на что-то повыше ее изголовья. Взор его был полон жалости и тоскливой мольбы. Она проследила, куда направлены его глаза, и увидела, что они устремлены на распятие, прибитое к стене.
С той минуты господин Мадлен словно преобразился в глазах Фантины. Он казался ей окруженным сиянием. Он стоял, погруженный в молитву. Долго смотрела она на него, не решаясь прервать его. Наконец, промолвила робким голосом:
— Что это вы делаете?
Господин Мадлен уже с час стоял на этом месте. Он ждал пробуждения Фантины. Он взял ее за руку и пощупал пульс.
— Ну, как вы себя чувствуете? — сказал он вместо ответа.
— Хорошо, я спала, и, кажется, мне гораздо лучше. Это скоро пройдет.
Вернувшись к вопросу, заданному ею сначала, он отвечал, как будто только что услышал его:
— Я молился Страдальцу, Который там, на небесах.
А мысленно прибавил: за страдалицу, которая томится здесь, на земле.
Господин Мадлен провел ночь и утро в наведении справок. Теперь он знал все, знал в самых ужасных подробностях историю Фантины.
— Вы много выстрадали, бедная мать! Не жалуйтесь, ваш удел — счастливый удел избранников. Таким путем люди создают ангелов. Не их вина, если они не умеют за это взяться иначе. Ад, из которого вы вышли, — первая ступень к небу.
Он глубоко вздохнул. Она улыбалась своей кроткой улыбкой, открывавшей ее обезображенный рот.
Жавер в туже ночь написал письмо. Он сам отнес его на другой день в почтовое бюро Монрейля. Письмо было адресовано в Париж "господину Шабулье, секретарю господина префекта полиции". Так как дело с Фантиной успело наделать шума, то заведующая почтовым отделением и некоторые другие лица, видевшие письмо перед его отправкой и узнавшие почерк Жавера, вообразили, что он посылает прошение об отставке.
Господин Мадлен поспешил написать к Тенардье. Фантина задолжала им 120 франков. Он послал им целых триста с тем, чтобы они взяли себе что им следует и немедленно привезли ребенка в Монрейль, где больная мать желает его видеть.
Эта щедрость ослепила Тенардье.
— Черт возьми, — сказал он своей жене, — не надо упускать ребенка. Пичужка, пожалуй, превратится в дойную корову. Я догадываюсь, в чем дело. Какой-нибудь шут гороховый, верно, влюбился в ее мать.
Он отвечал мэру счетом в 500 с чем-то франков, аккуратно составленным. В нем фигурировало два несомненно подлинных счета в 300 франков — один докторский, другой — аптекарский, — счета эти возникли благодаря продолжительной болезни Азельмы и Эпонины. Козетта, как известно, вовсе и не была больна. Все дело было в невинной перестановке имен. Тенардье поставил внизу счета: получено сполна триста франков.
Господин Мадлен немедля послал еще 300 франков и приписал: "Поторопитесь привезти Козетту".
— Отлично! — сказал Тенардье. — Однако не надо упускать ребенка.
Между тем Фантина все не поправлялась. Она продолжала лежать в больнице.
Сестры сначала с отвращением принялись ухаживать за "этой тварью". Кто видел римские барельефы, помнит презрительное выражение нижней части лица у мудрых дев при виде дев безумных. Это исконное презрение весталок к блудницам — один из глубочайших инстинктов Женского достоинства; сестры испытывали это чувство еще сильнее вследствие своего благочестия. Но в несколько дней Фантина обезоружила их. Речи ее были полны смирения и кротости, и ее материнские чувства трогали поневоле. Один раз сестры слышали, как она говорила в бреду: "Я была грешница, но когда мне возвратят моего ребенка, это будет значить, что Бог простил меня. Пока я делала зло, мне не хотелось бы иметь мою Козетту при себе, не могла бы я выносить взгляда ее Удивленных и печальных глазок. Однако ведь я для нее же делала зло, и поэтому-то Бог простит меня. Я почувствую благословение Божие, когда Козетта будет здесь. Мне отрадно будет видеть эту невинную душеньку. Она ровно ничего не знает. Это сущий ангел, сестрицы. В этом возрасте у детей крылышки еще не отпали".
Господин Мадлен приходил навещать ее два раза в день, и всякий раз она спрашивала:
— Скоро я увижу мою Козетту? Он отвечал:
— Может быть, завтра утром. С минуты на минуту я жду ее.
И бледное лицо матери озарялось радостью.
— О, — говорила она, — как я буду счастлива!
А между тем она не поправлялась. Напротив, ее состояние ухудшалось изо дня в день. Эта пригоршня снега, попавшая на голое тело между лопатками, послужила катализатором, и вследствие этого болезнь, скрывавшаяся в ней целые годы, вступила в острую фазу.
В то время начинали следовать при изучении и лечении грудных болезней прекрасным указаниям Лаэннека*. Врач осмотрел Фантину и покачал головой.
— Ну что, доктор? — спросил его господин Мадлен.
— Нет ли у нее ребенка, которого она желает видеть? — отвечал он.
— Да, есть.
— В таком случае торопитесь привезти его.
Господин Мадлен вздрогнул.
Фантина спросила его:
— Что сказал доктор?
Господин Мадлен постарался улыбнуться.
— Он просит скорее привезти вашего ребенка. Это возвратит вам здоровье.
— О, он правду говорит. Что, в самом деле, думают эти Тенардье! Почему они так долго задерживают мою Козетту! Но теперь она уже скоро приедет. Наконец-то счастье близко!
Между тем Тенардье не выпускали ребенка из своих когтей и приводили сто разных предлогов, один хуже другого. Козетта прихварывает, и ей трудно пускаться в путь зимой, говорили они, кроме того, остались еще кое-какие должишки, которые надо привести в известность, и проч., и проч.
— Я пошлю кого-нибудь за Козеттой! — решил, наконец, Мадлен. — Если нужно, я поеду сам.
Он написал под диктовку Фантины следующее письмо, которое заставил ее подписать:
"Господин Тенардье, передайте, пожалуйста, Козетту подателю сего письма; мелочи будут вам уплачены. Имею честь быть вашей покорнейшей слугой.
Фантина".
© «Онлайн-Читать.РФ», 2017-2024
Обратная связь